"И боли не счесть" (R, Ангст/Драма)

[RoyAi]

НАЗВАНИЕ. И боли не счесть
АВТОР. я aka […Soulless…]
БЕТА. ну кто же, если не я?
ЖАНР. Ангст/Драма
РЕЙТИНГ. R
ДИСКЛЕЙМЕР. (с) Хирому Аракава
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ. OOC . Много его. И бред. Его еще больше. Победитель фанфик-челленджа на конкурсе "RoyAi Day 2010" во ВКонтакте.
САММАРИ Один и тот же кошмар, который меняет местами реальность и сон.

-Зачем?..
Короткое, болезненное слово. Быстрое и четкое, как пуля. Оно пробивает насквозь, прошивает стену холодного равнодушия резким огнем. Пробивает – и уходит в пустоту.
-Так надо.
Прядь золотых волос, согнанная со лба ветром. Плотно сомкнутые тонкие губы, обветренные и сухие. И взгляд, чистый, слишком серьезный взгляд широко раскрытых, но таких усталых глаз.
-Зачем?..
Повтор, как на автомате. Как робот. Механические движения, механические слова, запрограммированные чувства – словно не осталось ничего своего.
-Это нужно. Нужно вам. Нужно мне. Нужно было, в конце концов, моему отцу. Если вам плевать на нас, не марайте грязью хотя бы его память. Он умер не для того, чтобы вы сейчас ломались.
Слишком много слов. Долгий поток, стройный и логичный, но отчего-то дикий и вязкий, как необузданные пески Ишвара. В нем увязают мысли.
Рядом с ним просто еще одна смерть, пополнившая собой бесконечную череду смертей. Он знал это. Осознавал каким-то шестым чувством. А она просто похоронила этого маленького мальчика, и в небо, словно когти, простерла сучья обуглившаяся деревяшка, заменившая собой крест на могиле.
Убийца и священник на этом импровизированном кладбище, такая же, как он.
-Мой отец верил в вас. Не подводите его, майор.
Это просто еще один шаг в неизбежность, короткий и чересчур длинный. Ее на секунду смягчившийся голос, стартовавший с новой силой и желчной горечью. И холод, пробежавший по его спине.
-И потому, пожалуйста, прошу… Жгите мою спину.

Он судорожно всхлипнул и открыл глаза. Тяжело дыша, поднялся и свесил ноги с кровати. В висках гулко и нервно стучала кровь.
-Эй, Рой, ты в порядке? – из другого угла палатки послышалось тихое сопение и истеричный скрип кровати. Из-под тонкого одеяла высунулась рука, посеребренная лунным светом, и попыталась нашарить на столе очки.
-Сам не знаю, - его собственный голос звучал непривычно и глухо, - Маэс, я схожу с ума.
-Эй, дружище, ты чего? – орехово-бронзовые глаза Хьюза из заспанных в одну секунду превратились в серьезные и сосредоточенные.
-Опять. Мне опять это снится.
В палатке повисла тишина. Где-то далеко снаружи пронзительно и злобно завыл дикий волк. Секунду спустя, одновременно с выстрелом, вой оборвался.
-Господи, я так устал… - Рой запустил руки в волосы и хрипло вздохнул, - Это невыносимо. Я вижу это так часто и с такой четкостью, что с каждым разом все больше перестаю понимать, сон это или реальность…
-Успокойся, приятель, - мягко произнес Хьюз, - Это все война. Она вот-вот закончится, вместе с ней закончатся и кошмары. Это нужно просто пережить. Ложись-ка лучше.
Кровать Маэса снова натужно заскрипела. Мгновение спустя он уже тихо посапывал.
-Война? Она идет во мне, Маэс. И она не закончится никогда, - беззвучно ответил Рой, равнодушным взглядом вперившись в пустоту.

Он так и не уснул снова. Так и сидел, сгорбившись, на краю кровати и смотрел. До тех самых пор, пока за окном не появилась робкая золотисто-розовая полоска солнца. Кажется, он просто боялся закрыть глаза и снова увидеть пугающую чистоту ее серьезного взгляда. Реальность в Ишваре была страшной и дикой, и единственным спасением от нее был сон, за который он прежде хватался, как за спасательный круг в океане отчаяния.
Но круг оказался из плохой резины, и, будучи проколот тонкими иголками кошмаров, сдулся.
Одно и то же. Каждый раз, ночь за ночью. Суровые глаза, металлический голос, обугленное дерево. Выжженная солнцем пустыня, все такая же, неменяющаяся… Как та, что глухо шуршала снаружи.
Это невозможно было выносить. Но и не думать об этом тоже было невозможно.
Можно было лишь уйти куда-то… Туда, где назойливые мысли перестанут настойчиво рваться в голову.
Рой тихо, чтобы не будить мирно храпевшего Маэса, оделся в свою форму, застиранную до дыр, но все равно пропахшую дымом, кровью и потом. Несколько секунд постоял и, отдернув полог палатки, исчез в облаке пыли и песка.

Ноги несли его. Куда-то. Безотчетно, шаг за шагом. Несли мимо равнодушно смерявших его взглядами патрульных, мимо одинаково безликих палаток…
Прочь из лагеря.
-Эй, ты куда? – вывел его из бесцельного транса холодный голос.
-Прогуляться, - тихо ответил он. Тихо и слишком спокойно. У него не было желания что-либо рассказывать, да и вообще о чем-либо говорить.
-Прогуляться и по территории лагеря можно. Завел себе шлюху среди этих чертовых ишваритов, признавайся? – патрульный захохотал в голос.
-Не суди по себе других, - глаза Мустанга недобро заблестели, - И твое ли это дело, куда и зачем я иду?
-Мое. А вдруг ты изменник и доносишь сведения государственной важности нашим врагам?
-Да смотри-ка, уже бегу, - в его душе потихоньку закипала злоба.
-Ты мне тут шутки не шути! Чихал я на то, алхимик ты или рядовой – зачем тебе покидать лагерь? У тебя приказ?
-Угу. Приказ набить тебе морду за дальнейшие расспросы. Выдан государственным алхимиком Роем Мустангом, - он скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на патрульного.
-Да ты охамел, придурок! – взревел дозорный, хватаясь за пистолет.
-Заткнись, - Рой легонько щелкнул пальцами. Его чаша терпения переполнилась и картинно треснула.
Землю озарила вспышка, и яркий всполох огня лизнул патрульному руки. Он завыл, как раненый медведь, и упал на песок.
-Что ты так вопишь? Это была всего лишь искорка. А я могу устроить пожар, - негромко, с легким оттенком брезгливости в голосе произнес Мустанг, переступая через сжавшегося в комок солдата и делая шаг за ворота лагеря.

Он знал, что за все это его могло ждать наказание. Не просто могло, а действительно ждало. И за свару с товарищем, и за самовольное покидание лагеря. Но отчего-то он был до отказа заполнен желчью безразличия. Ему было отчаянно наплевать, и, казалось, что если бы как меру наказания к нему применили казнь, он был бы самым счастливым человеком на свете.
А он и был бы. Да, он все чаще ловил себя на этой мысли. Когда так много, с такой завидной регулярностью видишь, как умирают люди, как корчатся в предсмертных конвульсиях, как замирают с гримасами страха или ненависти на лицах – да, невольно перестаешь трепетать перед смертью. Начинаешь воспринимать ее как неизбежность, зачастую с жестоким цинизмом. Начинаешь ждать ее сам.
Он был ее посланником в этой войне. Они все были. Даже Хьюз, добрейший Хьюз, который тоже сеял разрушение. Был вынужден, как и он сам. И кто-то нес это бремя с горечью, а кто-то - с животной, безумной радостью. Упиваясь сознанием своей власти, возможности дергать людей, как марионеток, за ниточки. Возможности решать, кому сегодня жить, а кому умереть…
Он до тошноты ненавидел смерть, но искренне желал ее себе.

Он и сам не заметил, как ноги вынесли его на пустырь. Какой-то до боли знакомый. Впрочем, таких пустырей на ишварской земле было как грибов после дождя – слишком, слишком много. Здесь из земли, наравне с редкими колючими кактусами, как злобные порождения сухой пустыни, рвались в небо стволы ружей и искореженные куски арматуры и балок. На песке лежали обожженные куски тканей – аместрийской синей и ишварской серой. Это было очередное место битвы, ставшее очередным кладбищем.
Он не сразу заметил маленькую сгорбленную фигурку перед небольшим холмиком. Фигурка взяла в руки обугленный сук и опустила в глинистую землю.
К его горлу подкатила тошнота.
Это было похоже на бред.
Он сделал несколько нетвердых шагов. Фигурка подняла светловолосую голову, и он наконец узнал ее.
-Не подходите ближе, пожалуйста. Это свежая могила.
Он вздрогнул от ее голоса.
-Т-товарищ?
-Нет. Ишварский мальчик… Он был застрелен на улице. Я похоронила его.
У него закружилась голова. В этом было повинно то ли сухое и жаркое солнце, то ли невозможная бредовость ситуации, в которой медленно, кусочек за кусочком, начинала складываться все та же мозаика сна.
Только уже в реальности.
-Пойдем в лагерь, Лиза. Верхи говорят, что война окончена… Скоро мы уйдем отсюда.
-Война не закончилась. Во мне. И, наверное, не закончится никогда.
Он молчал. Ее слова были слишком похожи на его собственные. Словно у них одна душа на двоих, с одними и теми же мыслями.
-Ради чего мы заходим так далеко, господин Мустанг? Ради чего убиваем стариков и детей?
-Нам не положено думать об этом, Лиза. Думает фюрер и его помощники. А мы лишь сила, выполняющая приказ. Бездумно и бездушно. За такие речи можно и в карцер на курортный отдых отправиться.
-Но вы ведь тоже думаете, разве нет? – она искоса поглядела на него, - Вы тоже говорили об этом. С Хьюзом. Вы ведь бунтарь, я знаю. Будь вы пай-мальчиком, вы бы никогда не нашли контакт с моим отцом.
-Да… Все так.
-Именно поэтому вы мне подходите.
-Что? – он непонимающим взглядом смотрел на нее, - В каком смысле подхожу?
-У меня есть к вам просьба, господин Мустанг.
-Я ничего не понимаю. Какая просьба, что значит подхожу? – он понемногу начинал злиться от обилия этих загадок, которыми она говорила.
-Вы – тот, кто может освободить меня от всего, что связывает меня с отцом и алхимией. Вы – тот, кому я могу передать знания моего отца и при этом быть уверена, что вы используете их правильно. Вы – тот, кому я могу доверять здесь. Вы – тот, из-за кого я, в общем-то, здесь и нахожусь. И потому, пожалуйста, прошу… Жгите мою спину.
Холмик с обугленной деревяшкой поплыл перед его глазами. Он покачнулся и ухватился за кусок ржавой балки.
-ЧТО?!
Это была чья-то изощренная злая шутка. Бред, который превратился в реальность.
Он отчаянно пытался поверить в то, что вот-вот очнется от очередного кошмара.
-Если я не могу искупить все то, что сделала, я могу хотя бы дать рождение новому Пламенному алхимику. Все те умения, которые вы используете сейчас, не составляют и сотой доли от того, что вы сможете, если я отдам вам знания отца. Вы станете гораздо сильнее. Вы сможете достичь вашей цели. Разве вы этого не хотите?
Его голова раскалывалась на мириады кусков от копошащихся в ней мыслей.
- Н-не такой ценой…
-Мой отец хотел бы этого. Пощадите его память.
Он молчал. Единственное, что он хотел сейчас – это убежать, проснуться от этого дикого сумасшествия, закрыть глаза и не видеть крутившегося перед глазами калейдоскопа…
Почти те же слова, и смысл тот же. И никуда не исчезнуть от ожившего кошмара, который сейчас смотрел на него изумительно красивыми и серьезными глазами.
-Так вы выполните мою просьбу?
У него есть только два варианта ответа.
-Да, - зажмурившись, выдохнул он.

На ее щеке алел ожог.
Ему мучительно больно было осознавать, что спустя некоторое время вся ее спина будет такой. Из-за него.
С ее плеч упал грязно-серый плащ.
-Ты хочешь этого здесь?
-Нет. Давайте вернемся назад и устроим посреди лагеря красочное представление, - желчно ответила она.
Он закусил губу. Едкая и ехидная Лиза… Как непохожа она была на маленькую девочку, которая испуганно вжималась в косяк двери, когда на его руках истекал кровью ее отец и с которой он говорил о жизни и мечтах потом, стоя на кладбище под пологом тополей… Теперь перед ним стояла вроде бы та же девочка, но отчего-то более сухая, серьезная и суровая. Так на нее действовала война и сборище убийц под названием «армия Аместриса».
Или это был ее способ защиты от окружающего мира?
-Я готова, - вывел его из омута прошлого ее голос, горько резанувший по ушам.
В его горле застрял комок. Он надевал перчатки нарочито медленно, не отдавая себе отчета в том, что делает. Белые перчатки с алым узором – точно таким же, какой он видел перед собой на ее спине. Прекрасной девичьей спине с мраморной кожей, которую он должен будет сейчас изранить своим огнем.
Она опустилась на колени.
-Жгите, - глухо, как будто бы издалека прозвучал ее голос.
Он поднес руку к ее спине. Перед глазами услужливо всплыла картинка извивающейся и кричащей Лизы, окутанной едким пламенем.
Его плечи устало опустились.
-Я не могу… Не могу причинять тебе боль…
-Не будьте тряпкой, - в ее голосе зазвенели нотки истеричной нервозности, - Просто жгите и не думайте ни о чем!
-Черт! – он зажмурился и щелкнул пальцами.
Щелчок. Короткий и слабый звук, вслед за которым последовало голодное шипение огня. Ее спина дернулась, а руки зарылись глубже в песок. На коже запузырились красные пятна ожогов. Татуировка чернела и перечерчивалась бегавшими по ней язычками огня, которые словно запоминали написанное…
Она не издала ни звука. Ни стона, ни всхлипа, ни крика.
И это молчание ранило его.
Она была сильнее его. Ему казалось, что это не он жжет ее, а наоборот, его сжигают на костре, не только спину, но все тело и даже душу… В нем полыхало пламя, которое обжигало глотку и желудок и не давало ничего сказать. Разрешало лишь плакать. На языке застыла горечь…
Гремучая смесь боли, страха и вины имела горький вкус.
Он привык сжигать людей, которых не знал. И сейчас ему было невыносимо жечь ту, которой он был обязан и перед которой был заочно виноват.
Эта секунда огня длилась слишком долго. Слишком долго полыхала татуировка, слишком ярким был огонь, слишком израненной была ее спина, слишком…
Всего было слишком.
Когда огонь угас, она медленно поднялась и тут же пошатнулась. Он подхватил ее за плечи, стараясь не дотрагиваться до обожженной кожи.
По его щекам катился град, прочерчивая дорожки среди покрывшей лицо пыли.
-Зачем это? За что? – почти беззвучно шептал он, уткнувшись в ее пропахшие гарью волосы.
-Ничего страшного не случилось, господин Мустанг. Вы просто освободили меня от моего прошлого, - она обернулась, и ее взгляд смягчился, словно в ней на мгновение перегорела вся жестокая суровость. Словно огонь растопил ее. Словно она возродилась через него.
-Мне… Лиза… Я заставил тебя терпеть все это… - ему казалось, что речь теряла связность. Последствие болевого шока в душе.
-Глупости, - на ее бледном, усталом лице расцвело подобие полуулыбки.
-Что я могу сделать для тебя?
-Это будет вторая просьба с моей стороны. Так нечестно.
-Честно…
-Тогда…
Ее обветренные губы прижались к его уху и прошептали только два слова.

-Ты в порядке?
-Да.
Они лежали на разложенных на земле плащах, трудно дыша, и небо казалось ему непривычно чистым и голубым. Таким, каким он не видел его в Ишваре уже давно. Он осторожно, пытаясь не касаться ожогов, обнял ее.
-Я вам дорога?
Он попал впросак с этим вопросом. Дорога ли ему эта девочка, доверчиво смотревшая на него? Доверившая ему самое себя этим утром? Он понял, что ответ очевиден.
-Да.
Ее большие глаза засветились непривычным мягким светом. Он никогда не видел ее такой счастливой.
-В таком случае… Приходите вечером в мою палатку. Поможете мне залечить спину.
-Еще раз?
Он усмехнулся и прижал ее к себе. Налетевший непонятно откуда поток ветра смешал пряди их волос – золотых ее и черных его.
-Мы с вами связаны, господин Мустанг, - она внимательно смотрела в его маслянисто-черные глаза и гладила по шершавой щеке.
Он тихо улыбнулся и накрыл ее ладонь своей.
-Рой. Называй меня просто Рой.