Рацио - это скучно. Настоящий ирландский герой первым делом побеждает логику
*пожалуйста, можно я не буду шапку к нему делать? это очередная зарисовка про РойАй, там еще есть Оливия, ее мало, и другой Ориджинал Персонаж.
Постканон, странное среднее между иронией и драмой, ниочемное, скорее эмоциональное чем сюжетное, ООС, романтика.
претензии принимаются
Прекрасный новый режим (тм)
итак....Рассвет не принес освобождения от тьмы. Идет дождь.
Она трогает пальцами холодное стекло, залитое с той стороны обильными струями. На ее плечах белая офицерская рубашка, на ее ногах светлые волоски стоят дыбом от сквозняка и волнения. Ее волосы забыты под воротником. Она гладит дорожки дождя, думая о том, как прожить ближайшие минут пятнадцать.
Он спит. На диване, в десяти шагах от окна, и, скорее всего, не видит снов. Он не знает, как хлещет дождь по щекам земли. В его ногах спит черный пес.
Она может пойти и спрятать свою душу в слепой повседневности, в завтраке и кофе, за которым надо следить, чтобы не убежал; она может затянуть ее туго-туго форменным ремнем и сверху еще портупеей для верности. Она может, знает, что может, столько лет уже делала - и не хочет. Не сейчас.
Он шевелится, просыпаясь, она не поворачивается, он смотрит на нее. Видит линию плеч, обрывающуюся трогательно раньше кроя рубашки, видит беззащитно открытые ноги. Видит замешательство.
Он видит женщину, которую знает с самого детства, и которую не знает, женщину, открывшую ему еще одно из своих лиц. Она видит чрево океана, бушующее по ту сторону стекла, ее душа плачет и стенает вместе с ним. Ее собака широко зевает.
- Ле.. Лиз..за?
Он не умеет звать ее по имени. Она вздрагивает. Делает знак. Он подходит.
- Избавь меня от глобальной мировой политики, прошу.
Он смыкает губы, приникает к ее горячей шее.
- Тебя не будут искать?
- Кто?
- Посыльные от генерала. Она не сказала, когда захочет тебя видеть.
- Если я действительно им понадоблюсь, они меня найдут. Это очень просто.
Вынужденное молчание, украденные у слов минуты другого, невербального общения. И снова дождь.
- Генераал Мустаанг! - раскрытые объятия, преувеличенная радость от встречи. Красные полные губы в черных волосах бороды и усов. Генерал вздрагивает, заставляет себя не отшатнуться.
- Господин Нейкоб. Чем обязан?
- Вы знаете, генерал, сейчас, когда Ваша, без сомнения, важнейшая миссия близится к завершению, вмешательство гражданских - хехе - сил крайней, просто крайнейше необходимо!
- Вы?....
- Посол от министерства экономики и финансов, к вашим услугам, - смешной человек кланяется. Мустанг отвечает кивком.
- Генерал Армстронг уже говорила с Вами?
- Нет-нет, я только приехал! Честно говоря, в мои планы входило представить наш проект сразу главам обеих армий.
Он смешон. Выглядит нелепо и отталкивающе. Самые страшные существа - клоуны, потому что никогда не знаешь, что таится под их нарочито размалеваной маской; только вздрагивает в глубине души первобытный панический страх...
- Генерал.
- Генерал.
Оливия поймала его на одном из поворотов коридора и задержала так, что они оказались в конце недлинной процессии. Говорила она тихо, смотрела перед собой.
- Я посылала за Вами утром. Мне необходимо было встретиться с Вами ДО начала .. - раздраженный жест, - всего этого.
- Я был у своего адъютанта, - Он смотрел прямо, параллельно взгляду Оливии, говорил серьезно, - мне тоже нужно было еще раз уточнить детали операции.
- Разумеется.
Она ускоряет шаг.
- Господа, я приветствую вас! – человек в министерском костюме по умолчанию занял центр стола переговоров.
Особняк, в котором проводилась встреча, принадлежал до войны Армстронгам, являясь нелюбимой, но все же резиденцией в Колуесе. Во время реорганизации власти особняк был передан под административные нужны; в частности, здесь проводились встречи, конференции и саммиты самых разных уровней иерархии и культуры.
Оливия невозмутимо положила подбородок на сплетенные пальцы. Мустанг откинулся на высокую спинку стула. Их забавлял этот гражданский человек Нейкоб, пугающий в своей уверенности об абсолютном понимании устройства мира, до той степени, пока не вредил. На остальные случаи у Армстронг и Мустанга были проверенные в крови и порохе средства.
- Не секрет, что за последние несколько лет Вами, господа, была сделана поистине огромная работа! – министерский человек умел говорить так, что со слов вязко свисала смола, которая сводила скулы и оставляла почти осязаемые кляксы. – Я снимаю перед вами шляпу! – а еще штампы, из которых целиком состояла его речь, имели какой-то особенный серый оттенок, как будто были зарегистрированы и выдавались под расписку, каждый – с синим штампом ведомства. – Однако…
Вспыхнул проектор, погас свет, тень господина Нейкоба вырисовалась на белом экране за его спиной.
- ….однако дел еще очень много, и теперь время выйти на сцену нам, мирным работникам чернил и Конституции!
Мустанг и Армстронг переглянулись. Безумством попахивало от его слов, зловещим торжеством - от напыщенной позы. Но генералы промолчали.
- Сразу же после того, как будут выведены последние отряды с обновленных восстановленных земель, мы подхватим ваше знамя. Мы принесем материальное благополучие и социальные свободы угнетенному народу, мы….
Оливия стиснула пальцы, чуть скрипнула кипенно-белая ткань перчаток. Мустанг на долю секунды свел брови, отвечая на ее взгляд. Социальные свободы? Демократия? У вас не будет ничего – ровно столько ничего, сколько у остальных?
- А сейчас, - широким жестом он указал на экран, - вы увидите нашу программу на языке цифр и диаграмм.
Снова обмен взглядами. Если он надеялся их усыпить, вырвав бессознательное согласие, то несколько просчитался.
Чувствуя, что внимание ослабевает, убаюканное монотонным потоком статистики, кто-то из них задавал вопрос, не важно, ключевой ли, по теме ли, важно было не уснуть.
- …Таким образом, - несколько раздосадованный чуткой публикой «посол от министерства» дал знак оператору прекратить показ слайдов, - мы достигнем высокого уровня жизни и добьемся благосостояния всех членов общества уже через семьдесят лет. Спасибо за внимание.
- Могу я задать вопрос? – Мустанг шевельнул рукой.
- Да, конечно, генерал.
- Вы вот упомянули закон Уолша-Хили, привязав его к диаграмме Киллета. Я догадываюсь, что моя деревянная, как и положено старшему офицеру, голова просто не в силах понять этой элементарной связи, однако мой вопрос не в этом. Почему вы называете 80% для работоспособного населения, если , как мы знаем, сейчас в ишварских гетто в основном дети, старики и инвалиды?
- Вы понимаете, генерал, - улыбка Нейкоба стала нервно-сладкой, - что нам приходится смотреть вперед, и среднесрочные планы для нас – это планы на 20-30 лет. Блиц-криги – не наша прерогатива.
- Разумеется, - развел руками Мустанг, поймав себя на том, что уже и выражения Оливии бессознательно копирует, - но выносите вы их в стартовые позиции. Вы собираетесь использовать детский труд?
- Возможно, там опечатка, и имелось в виду 8% или 18% - спокойно заметила Армстрог. – Будьте столь любезны объяснить, как вы собираетесь реструктурировать горизонталь верхнего пласта правительства? Я так понимаю, будет создано несколько подминистерств вместо двухпалатного парламента?
- Да, и ..
- Но при этом в чьих руках будет сосредоточена верховная власть?
- Мы планируем постепенно перейти от диктатуры к демократии и…
- Охлократии? А что на это скажет фюрер?
- Нетнет, охлократия исключена. Однако мы предпочли бы заменить единоличного правителя на совет….
Мустанг вздрогнул от случайного легкого прикосновения. В темноте, с белым лучом проектора вместо освещения, увлеченный спором, он и не заметил, как изменился конференц-зал. Касание адъютанта раскрыло его глаза.
Не стало темно-синих квадратов окон – опущены металлические ставни. Зато по углам вспыхнули красные хищные глаза каких-то приборов. Нейкоб остановился на середине фразы, посмотрел прямо в глаза Мустангу, словно запустил в душу склизкие пальцы.
- Вы умнее, чем это допустимо, господа генералы. И новой республике, пожалуй, будет лучше без вас. Видите ли, время героев прошло, наступило время порядка и стабильности – поверьте, народу нужно именно это, а для души у них будут ваши имена. Родина вас не забудет, господа, можете не сомневаться. А теперь, - он сделал шаг назад, к полотну экрана, надавил плоский рычаг – и красные глаза с железным лязгом перестроились в прицелы хорроших дул. Нейкоб шевельнул пальцем над рычагом.
- Прощайте, господа! – улыбнулся он торжествующе.
Гром грянул.
- Избавь меня от глобальной политики?...
Они шли, держась за руки, по городскому парку, который плакал мокрыми вялыми листьями в лужи с желтыми веснушками березовых сережек.
- Если бы не ты…
- Если бы не я, мой генерал, ты был бы мертв вот уже лет двадцать как. И я была бы мертва.
- Ты выстрелила быстрее, чем ..
- Скажем, я очень не люблю длинные пустопорожние разговоры.
- Ты убила министра!
- Скольких я убила за тебя, мой генерал?....
Постканон, странное среднее между иронией и драмой, ниочемное, скорее эмоциональное чем сюжетное, ООС, романтика.
претензии принимаются
Прекрасный новый режим (тм)
итак....Рассвет не принес освобождения от тьмы. Идет дождь.
Она трогает пальцами холодное стекло, залитое с той стороны обильными струями. На ее плечах белая офицерская рубашка, на ее ногах светлые волоски стоят дыбом от сквозняка и волнения. Ее волосы забыты под воротником. Она гладит дорожки дождя, думая о том, как прожить ближайшие минут пятнадцать.
Он спит. На диване, в десяти шагах от окна, и, скорее всего, не видит снов. Он не знает, как хлещет дождь по щекам земли. В его ногах спит черный пес.
Она может пойти и спрятать свою душу в слепой повседневности, в завтраке и кофе, за которым надо следить, чтобы не убежал; она может затянуть ее туго-туго форменным ремнем и сверху еще портупеей для верности. Она может, знает, что может, столько лет уже делала - и не хочет. Не сейчас.
Он шевелится, просыпаясь, она не поворачивается, он смотрит на нее. Видит линию плеч, обрывающуюся трогательно раньше кроя рубашки, видит беззащитно открытые ноги. Видит замешательство.
Он видит женщину, которую знает с самого детства, и которую не знает, женщину, открывшую ему еще одно из своих лиц. Она видит чрево океана, бушующее по ту сторону стекла, ее душа плачет и стенает вместе с ним. Ее собака широко зевает.
- Ле.. Лиз..за?
Он не умеет звать ее по имени. Она вздрагивает. Делает знак. Он подходит.
- Избавь меня от глобальной мировой политики, прошу.
Он смыкает губы, приникает к ее горячей шее.
- Тебя не будут искать?
- Кто?
- Посыльные от генерала. Она не сказала, когда захочет тебя видеть.
- Если я действительно им понадоблюсь, они меня найдут. Это очень просто.
Вынужденное молчание, украденные у слов минуты другого, невербального общения. И снова дождь.
- Генераал Мустаанг! - раскрытые объятия, преувеличенная радость от встречи. Красные полные губы в черных волосах бороды и усов. Генерал вздрагивает, заставляет себя не отшатнуться.
- Господин Нейкоб. Чем обязан?
- Вы знаете, генерал, сейчас, когда Ваша, без сомнения, важнейшая миссия близится к завершению, вмешательство гражданских - хехе - сил крайней, просто крайнейше необходимо!
- Вы?....
- Посол от министерства экономики и финансов, к вашим услугам, - смешной человек кланяется. Мустанг отвечает кивком.
- Генерал Армстронг уже говорила с Вами?
- Нет-нет, я только приехал! Честно говоря, в мои планы входило представить наш проект сразу главам обеих армий.
Он смешон. Выглядит нелепо и отталкивающе. Самые страшные существа - клоуны, потому что никогда не знаешь, что таится под их нарочито размалеваной маской; только вздрагивает в глубине души первобытный панический страх...
- Генерал.
- Генерал.
Оливия поймала его на одном из поворотов коридора и задержала так, что они оказались в конце недлинной процессии. Говорила она тихо, смотрела перед собой.
- Я посылала за Вами утром. Мне необходимо было встретиться с Вами ДО начала .. - раздраженный жест, - всего этого.
- Я был у своего адъютанта, - Он смотрел прямо, параллельно взгляду Оливии, говорил серьезно, - мне тоже нужно было еще раз уточнить детали операции.
- Разумеется.
Она ускоряет шаг.
- Господа, я приветствую вас! – человек в министерском костюме по умолчанию занял центр стола переговоров.
Особняк, в котором проводилась встреча, принадлежал до войны Армстронгам, являясь нелюбимой, но все же резиденцией в Колуесе. Во время реорганизации власти особняк был передан под административные нужны; в частности, здесь проводились встречи, конференции и саммиты самых разных уровней иерархии и культуры.
Оливия невозмутимо положила подбородок на сплетенные пальцы. Мустанг откинулся на высокую спинку стула. Их забавлял этот гражданский человек Нейкоб, пугающий в своей уверенности об абсолютном понимании устройства мира, до той степени, пока не вредил. На остальные случаи у Армстронг и Мустанга были проверенные в крови и порохе средства.
- Не секрет, что за последние несколько лет Вами, господа, была сделана поистине огромная работа! – министерский человек умел говорить так, что со слов вязко свисала смола, которая сводила скулы и оставляла почти осязаемые кляксы. – Я снимаю перед вами шляпу! – а еще штампы, из которых целиком состояла его речь, имели какой-то особенный серый оттенок, как будто были зарегистрированы и выдавались под расписку, каждый – с синим штампом ведомства. – Однако…
Вспыхнул проектор, погас свет, тень господина Нейкоба вырисовалась на белом экране за его спиной.
- ….однако дел еще очень много, и теперь время выйти на сцену нам, мирным работникам чернил и Конституции!
Мустанг и Армстронг переглянулись. Безумством попахивало от его слов, зловещим торжеством - от напыщенной позы. Но генералы промолчали.
- Сразу же после того, как будут выведены последние отряды с обновленных восстановленных земель, мы подхватим ваше знамя. Мы принесем материальное благополучие и социальные свободы угнетенному народу, мы….
Оливия стиснула пальцы, чуть скрипнула кипенно-белая ткань перчаток. Мустанг на долю секунды свел брови, отвечая на ее взгляд. Социальные свободы? Демократия? У вас не будет ничего – ровно столько ничего, сколько у остальных?
- А сейчас, - широким жестом он указал на экран, - вы увидите нашу программу на языке цифр и диаграмм.
Снова обмен взглядами. Если он надеялся их усыпить, вырвав бессознательное согласие, то несколько просчитался.
Чувствуя, что внимание ослабевает, убаюканное монотонным потоком статистики, кто-то из них задавал вопрос, не важно, ключевой ли, по теме ли, важно было не уснуть.
- …Таким образом, - несколько раздосадованный чуткой публикой «посол от министерства» дал знак оператору прекратить показ слайдов, - мы достигнем высокого уровня жизни и добьемся благосостояния всех членов общества уже через семьдесят лет. Спасибо за внимание.
- Могу я задать вопрос? – Мустанг шевельнул рукой.
- Да, конечно, генерал.
- Вы вот упомянули закон Уолша-Хили, привязав его к диаграмме Киллета. Я догадываюсь, что моя деревянная, как и положено старшему офицеру, голова просто не в силах понять этой элементарной связи, однако мой вопрос не в этом. Почему вы называете 80% для работоспособного населения, если , как мы знаем, сейчас в ишварских гетто в основном дети, старики и инвалиды?
- Вы понимаете, генерал, - улыбка Нейкоба стала нервно-сладкой, - что нам приходится смотреть вперед, и среднесрочные планы для нас – это планы на 20-30 лет. Блиц-криги – не наша прерогатива.
- Разумеется, - развел руками Мустанг, поймав себя на том, что уже и выражения Оливии бессознательно копирует, - но выносите вы их в стартовые позиции. Вы собираетесь использовать детский труд?
- Возможно, там опечатка, и имелось в виду 8% или 18% - спокойно заметила Армстрог. – Будьте столь любезны объяснить, как вы собираетесь реструктурировать горизонталь верхнего пласта правительства? Я так понимаю, будет создано несколько подминистерств вместо двухпалатного парламента?
- Да, и ..
- Но при этом в чьих руках будет сосредоточена верховная власть?
- Мы планируем постепенно перейти от диктатуры к демократии и…
- Охлократии? А что на это скажет фюрер?
- Нетнет, охлократия исключена. Однако мы предпочли бы заменить единоличного правителя на совет….
Мустанг вздрогнул от случайного легкого прикосновения. В темноте, с белым лучом проектора вместо освещения, увлеченный спором, он и не заметил, как изменился конференц-зал. Касание адъютанта раскрыло его глаза.
Не стало темно-синих квадратов окон – опущены металлические ставни. Зато по углам вспыхнули красные хищные глаза каких-то приборов. Нейкоб остановился на середине фразы, посмотрел прямо в глаза Мустангу, словно запустил в душу склизкие пальцы.
- Вы умнее, чем это допустимо, господа генералы. И новой республике, пожалуй, будет лучше без вас. Видите ли, время героев прошло, наступило время порядка и стабильности – поверьте, народу нужно именно это, а для души у них будут ваши имена. Родина вас не забудет, господа, можете не сомневаться. А теперь, - он сделал шаг назад, к полотну экрана, надавил плоский рычаг – и красные глаза с железным лязгом перестроились в прицелы хорроших дул. Нейкоб шевельнул пальцем над рычагом.
- Прощайте, господа! – улыбнулся он торжествующе.
Гром грянул.
- Избавь меня от глобальной политики?...
Они шли, держась за руки, по городскому парку, который плакал мокрыми вялыми листьями в лужи с желтыми веснушками березовых сережек.
- Если бы не ты…
- Если бы не я, мой генерал, ты был бы мертв вот уже лет двадцать как. И я была бы мертва.
- Ты выстрелила быстрее, чем ..
- Скажем, я очень не люблю длинные пустопорожние разговоры.
- Ты убила министра!
- Скольких я убила за тебя, мой генерал?....
@темы: фанфикшен-автор